Если говорить рак то он придет

Главный миф, что рак – это полный жизненный крах

Виктор Делеви, медицинский психолог Самарского областного клинического онкологического диспансера

Человек, заболевший раком, так или иначе переживает экзистенциальный кризис. Привычная для человека жизнь рушится, а как жить дальше, он не знает; часто возникает страх будущего, ощущение жизненного тупика, обреченности.

Да, рак – это тяжелое и опасное заболевание. Но особенность этой болезни в том, что вокруг нее существует много мистики и мифологии. И основной миф – что это полный жизненный крах. Поэтому, когда человеку говорят, что у него или у его близкого рак, то по умолчанию это воспринимается как конец.

Но это далеко не так! Есть статистика, которая говорит о большом количестве успешных исходов лечения рака.

(Здесь и далее цитаты с форумов для онкобольных)

Но стадию отчаяния в большей или меньшей степени проходят все, просто не все это осознают. У каждого из нас есть страх смерти. У больного раком он становится близким, осязаемым. И дело не в том, чтобы перебороть страх, а в том, чтобы понять его причину, войти с ним с диалог – тогда он становится осознанным, с ним можно работать; перестает пугать то, что пугало раньше.

Задача онкопсихолога – создать человеку возможность найти в себе ресурсы, которые помогут ему искать новые возможности для эффективной жизни. Возможности, которые раньше были ему неизвестны или непонятны.

Вот пример из клинической практики. Молодая женщина, тяжелая форма рака. Есть реальная возможность благоприятного исхода операции, но понятно, что в дальнейшем предстоит пожизненная инвалидность. Кроме того, на фоне болезни у нее произошел и крах личных отношений.

Хорошо зная те ограничения, которые неизбежны после операции, она от нее отказалась. Основной мотив – жизнь потеряла смысл, поэтому так жить она не хочет и не будет. Здесь первой задачей психолога было, образно говоря, удержать человека на краю (а любой намек на суицид требует пристального внимания).

В результате кропотливой работы удалось получить ее согласие на операцию. Операция прошла удачно, но и после нее пациентка была в крайне подавленном состоянии, говорила мало и в основном – о бессмысленности дальнейшей жизни.

Дальше в психологической реабилитации акцент был сделан на ее системе ценностей и жизненных смыслах, а также на собственной идентичности.

Как бы изменилась жизненная роль: вместо человека обреченного стал появляться человек, все больше верящий в свои возможности. Это стало стартовой точкой для осмысления и освоения все новых перспектив. То есть – возвращения к жизни. И теперь, общаясь с ней, вы можете видеть активную, целеустремленную молодую женщину.

Особая психологическая ситуация складывается в семьях, где существует проблема онкологического заболевания. Работа с родственниками больного – это очень важная и трудная история, они сами нуждаются в психологической помощи. Причем эта помощь необходима на любом этапе и при любом исходе болезни их близкого человека.

Во время болезни близкого от родственников требуется много психологических ресурсов для помощи больному. В случае трагического исхода у родственников возникает не только чувство потери, но и чувство вины. Надо помочь им выжить и обрести стабильность.

Пациентка сказала: А жизнь-то у меня была не такая плохая!

Пациента сопровождает множество страхов. Онкологическое заболевание очень мифологизировано, и человек боится даже не болезни, а мифов, связанных с ней.

Но боязнь – это нормальная реакция. Страх нас оберегает, но его нужно хотя бы проговорить. Мы объясняем, что и стадия маленькая, и прогнозы хорошие, и медицина на высоком уровне.

Поэтому и слезы во время нашего общения тоже могут быть нужны, потому что если у человека существует запрет на проявление внутренних эмоций, то все равно когда-то нужно дать им выход.

Пациент понял: лучше жить так, чем не жить совсем

Галина Ткаченко, медицинский психолог Российского онкологического центра им. Н.Н. Блохина, канд. психол. наук

Онкопсихология в нашей стране достаточно молодое направление. Одним из основателей в России, как мне кажется, является Гнездилов Андрей Владимирович.

Сначала к нам в больницах относились с непониманием: для врачей, которые привыкли лечить лекарствами, лечить словом было странно. В то время даже было не принято говорить о диагнозах. И сперва мы учились в основном на клинических работах зарубежных психиатров и первый опыт перенимали от них. Только спустя какое-то время врачи начали видеть результат нашей работы, и сейчас онкопсихологи очень востребованы.

Например, несколько лет назад ко мне в кабинет постучался пациент – дедушка лет семидесяти. Сказал, что его сосед после операции лежит замкнутый и угрюмый и все время прячет под подушку какие-то лекарства. Оказалось, что после операции он стал инвалидом, упал духом. Этому пациенту было около 40 лет. Жена, двое маленьких детей.

Именно он был основным добытчиком в семье, принимал важные решения. Случившееся буквально парализовало его волю. Медикаментозное лечение, назначенное психиатром, не избавило его от страданий и унижения, которые он испытывал. Он не хотел жить, отказывался от дальнейшего лечения.

Мы с ним долго беседовали о том, что он и сейчас, пока восстанавливается, уже может посильно помогать семье. Через какое-то время этот пациент сам нашел меня и сказал, что понял: лучше жить так, чем не жить совсем.

Этот случай – пример того, как работают онкопсихологи, как помогают пациентам преодолеть психологическую травму, связанную с болезнью, как стараются найти у человека мотивацию к жизни, внутренние резервы в сложной ситуации.

У пациента должны быть планы на жизнь – это снижает стресс

Наверное, больше всего меня волнуют звонки родителей, у которых болеют дети, и беспомощных стариков по вопросам медицинской поддержки. Тяжело, когда нет помощи в обычных вещах.

Я веду и очное консультирование, и на телефонной линии. Конечно, когда есть контакт глаза в глаза, то появляется и уверенность, что помощь более эффективна, но в любом случае главное – дать понять, что человек не один.

И у пациента обязательно должны быть планы, пусть и краткосрочные – на год-два-три. Мы даже говорим о том, что один из выходов из кризиса – планирование, например, своего путешествия. У человека не будет неопределенности в жизни. Это снижает стресс.

Быть рядом – это слушать, слышать, поддержать человека словом. В глубине души каждый хочет, чтобы его пожалели. Иногда человек находится в таком шоковом состоянии и растерянности, что я не слышу в его голосе вообще никакой энергии, пациент не принимает болезнь. До этой стадии принятия доходят не все, а ведь нужно еще и найти в себе силы для борьбы.

Маме я сказала только когда уже после операции переиграли гистологию и сказали, что таки рак. Живем мы отдельно, хоть и не далеко, но все-таки в разных городах и пока делалось первое обследование, а потом операция, я молчала как партизан. И не потому что я ее так сильно боялась травмировать и берегла, я берегла себя, от ее охов и ахов и совершенно не зря. Реакция была ее совершенно неадекватной мне, но совершенно адекватной себе. Я отчетливо понимала и знала, что в такой момент каждый думает про себя в этой ситуации - "Как мне с этим быть? Как это изменит мою жизнь?" и то, как в этот момент с этим тебе, мало кто может сразу оценить и поддержать. На свое сообщение, что иду на химию я ожидала - "Мы справимся. Да, надо пройти это, ты сможешь", а услышала "А это обязательно делать? А как с работой? Тебя уволят? А больничный будет?". Я просто рассвирепела и прямо сказала, что из вариантов умереть на работе или уволиться и получить шанс выжить, я таки выбираю второй, а остальное меня совершенно не колышит. Семья моя отморозилась и впала в ступор, никто совершенно не надумался меня спасать, поддерживать и все сидели молча и думали как им плохо с тем, что у меня рак. И мне самой пришлось выводить их на душещипательные беседы, что им на самом деле это не пофиг, а просто от ступора реакция у них такая. Мне конечно помогли мои годы психотерапии, наработанные умение отстраняться, строить диалоги и находить ресурсы. Я смогла опереться на своих друзей, которые хором сказали "Мы справимся. Да, надо это пройти, мы в тебя верим".

Чем грозит оглашение на работе? Социум гуманен лишь на словах, а на деле увы нет. Для любого бизнеса сотрудник с онкодиагнозом это проблема и риск - это минимум полгода больничного, это невозможность каким бы то образом сильно расчитывать на выполнение им его рабочих обязательств, как бы он не хотел и не обещал, что будет выходить на работу и справляться, в любой момент он может не по своей воле слечь. Потому зачастую работодатели прячут глаза, сочувствуют и ждут четыре месяца. Законодательство украинское в этом плане совершенно беспощадно - после четырех месяцев беспрерывного больничного вас могут уволить в одностороннем порядке. Далее оформляется инвалидность и здравствуй пенсия, на которую не то что онкологию лечить, а на хлебе и молоке не позволяет месяц прожить. Я для себя решила, что скрывать и придумывать что бы то ни было полгода врядли я смогу и сказала как есть - "У меня рак, я иду на химию, потом будет лучевая, смогу ли я между ними работать - не знаю". Не дожидаясь окончания 4-х месяцев я на недельку вышла после одной из химий, так я перестраховалась от увольнения по статье. Мне повезло и меня не уволили и как-то позволяют заниматься собой, сколько это продлится я не знаю, да и в принципе готова к любому повороту все это время. Пока мои приоритеты в другой стороне.

Я, честно говоря, совершенно не знаю, может быть если бы у меня было кому из семьи обо мне позаботиться, то я наверное бы все покрыла мраком и постаралась бы тихонько это пройти. Но жизнь такая штука, что я столкнулась с этим почти один на один. Мужчина меня бросил под дверями онкологии, мама это мама, сестра занята своей семьей и мне пришлось опираться на то, что есть - на друзей и социальные структуры. Это грустно, но это так.
У меня не было возможности просто депрессовать и закрыться в четырех стенах, чтобы выжить мне пришлось говорить и говорить много, говорить всем. Да, многие испугались и исчезли, но много и осталось, и предложили помощь. По большому счету, при таком раскладе надо все время быть в ресурсе, потому что никто не догадается, что тебе надо, если не позвонить и не сказать, и мне пришлось во-первых всех держать в курсе всех дел, потому что люди волновались, а информация как-то может внести какую-то ясность, а во-вторых надо было четко определить и распределить что мне от кого нужно. Часть отдала им, часть врачам, которых помогли найти они же.

Поэтому на данный момент мне совершенно плевать, кто знает, кто не знает мой диагноз. Я уже столкнулась наверное со всеми возможными реакциями на него и принимаю все весьма философски - нормальная, ну и ладно, нет, ну и спасибо, не больно нам такие и нужны.

А как у вас - кому сказали, кому нет? А если нет, то почему. Мне вот совершенно искренне интересно, потому что я с удивлением столкнулась, что большей частью это не оглашается.

- Доктор, сколько всего психологов в латвийском Онкоцентре?

- Я даже не могу сказать, что я одна, у меня неполная ставка — 0.75. Это страшно, конечно, потому что такого рода помощь здесь очень нужна. Количество пациентов у меня не ограничено и часто день кажется слишком коротким. У каждого же своя ситуация — с одним достаточно поговорить полчаса, другому нужно полтора, а то и два часа.

- Сколько в Латвии онкологических больных?

- А сколько умирает?

- Умирают все, кто рождается. Как только человек родился, он начинает медленно двигаться в сторону кладбища. Вопрос лишь в том, с какой скоростью: кто-то дойдет за год, кто-то - за 30, кто-то - за 100 лет.

- Но эффект неожиданности, согласитесь, облегчает существование. И совсем другое дело, когда врачи сообщают, что жить осталось несколько месяцев.

- Так редко бывает, чтоб давали четкий прогноз. И не забывайте, на первом месте по смертности все-таки не онкология, а сердечно-сосудистые заболевания.

В сфере онкологии так: примерно одна треть больных умирает в ближайшие годы после установления диагноза. Еще одна треть живет долго и умирает совсем не от онкологии. И одна треть постоянно лечится, но продолжительность жизни у этих людей большая - десятилетия. Так что неправильно думать, что если человек заболел онкологией, то он придет домой, ляжет и умрет.

- В том-то и дело, что не сразу - еще помучается.

- И это не обязательно. Очень может быть, что жить он будет долго и в весьма неплохом состоянии, просто будет поддерживать лечение. Многие считают онкологический диагноз приговором к мучительной смерти, но это фобия, берущая начало в тех временах, когда больному не сообщали истинный диагноз.

В старой Европе, в Америке, где не было такой традиции, рак не считают концом света. Не говорят о таком больном шепотом, не водят вокруг него гиперсочувственных хороводов и не душат своей помощью. У кого-то диабет, у кого-то сердце, у кого-то рак –ничего особенного.

- Но раньше и диагноз толком не могли поставить, а теперь медицина резко шагнула вперед.

- Конечно, 200 лет назад онкологию вообще не лечили. В своем романе Гюго, например, описывает униженных и оскорбленных, где большая часть людей - это онкобольные с визуальными локализациями. А сейчас и диагностика лучше, и лечение эффективнее, поэтому болезнь выявляется на ранних стадиях, люди лечатся и живут дольше. Потому и кажется, что онкозаболеваний больше. Хотя по сравнению с Европой у нас даже меньше.

- Теперь у нас есть Закон прав пациентов, где черным по белому написано, что пациент должен знать свой диагноз (не считая тяжелых психических нарушений). Больной является первым, кто должен узнавать от врача свой диагноз. И именно больной потом решает, кому говорить, кому не говорить.

Но встречаются еще такие казусы, когда врач идет на поводу у родственников и не говорит диагноз больному. В итоге получается какое-то кино: все вокруг шушукаются, скрывают от больного информацию, а он уже давно все про себя понял и скрывает это от родных, оберегая их от переживаний. Сами больные мне рассказывают о таких ситуациях.

- Насколько сложно человеку смириться с тем, что дни его сочтены? Может, гуманнее не сообщать, что он уходит?

- Даже если ему ничего не говорить, умирающий человек сам понимает, что он покидает этот мир. Он это чувствует лучше всех.

- Разве люди не надеются до последнего?

- Смотря о каком периоде болезни говорить. Если о последних днях, то там уже надежды мало. В остальных случаях надеяться, конечно, можно и нужно.

- К вам больные обращаются с какими вопросами?

- Чаще всего это тревожность и депрессия, конечно. Хотя нередко люди подходят к последней черте уже подготовленными. Они разобрались со своими делами, привели в порядок мысли. Я бы даже сказала, что этот период тяжелее дается родственникам. Больной уже все передумал и пережил, и все для себя понял (тех, кто диагноз не принял, меньшинство). А вот родственники продолжают суетиться, делать ненужные движения, хотят помогать и помогать, не спрашивая, нужно ли это больному.

- Что значит, больной смирился?

- К этому подводят ощущения - и психические, и физические. Когда человек заболевает онкологией, он в своем понимании болезни проходит несколько стадий кризиса. Вначале, конечно, стресс, который длится от нескольких часов до нескольких дней.

Потом наступает стадия отрицания, когда человек уверен, что с ним такого не может случиться никогда. Потом он сердится на весь мир и первым делом от этого страдают, конечно, близкие и медики.

Дальше - стадия торга. Поняв, что со здоровьем что-то не так, человек начинает искать возможности избавиться от болезни. Следом идет депрессия. Когда кризис пройден, наступает смирение и тогда больной, уже принявший реальность, начинает рассуждать здраво и следует лечению.

- Сколько времени на это осознание уходит?

- В идеальном случае до года. Но бывает и дольше, когда люди застревают на разных стадиях — в депрессии, в стадии отрицания. Это особенно характерно для жителей наших широт. В южных странах люди на все реагируют горячее, и на кризисы, в том числе, поэтому они быстрее проходят. Жаль, что родственники больных этого не знают и списывают их изменения на капризы или плохой характер. А это просто реакция человека на болезнь.

- Какой может быть лучшая помощь со стороны родственников?

- Самое главное - сказать больному правду о его диагнозе. Потому что ложь держит людей в напряжении и искажает отношения. Родственники вместо адекватной реакции начинают изображать из себя клоунов, хотя и им не до смеха и больному.

Гораздо полезнее спросить прямо, что ему нужно, чем навязывать свое понимание его желаний. Иначе получается, родственники или не догоняют больного, или бегут впереди него.

Я сама через это прошла и знаю, что говорю. Мой отец был болен раком и умер. Мама уговорила меня скрыть от него диагноз, и я до сих пор помню, как сильно это мешало нашим отношениям.

В последние минуты его жизни мы не могли быть честными друг с другом, разговаривать откровенно. А это не правильно — в такие минуты нельзя лгать. Больному человеку ведь тоже хочется поделиться своими мыслями, переживаниями с близкими, а его, получается, лишают такой возможности.

Так что, хочешь помочь больному - просто спроси, что ему нужно. При откровенных отношениях, он скажет тебе правду. Ложь, кстати, прямо вредит больным. Некоторые начинают манипулировать близкими при помощи болезни вместо того, чтобы лечиться.

- Насколько легко попасть к вам на прием?

Для многих самое важное — просто выговориться. Или посоветоваться о своих проблемах, что-то обсудить. По необходимости я выписываю лекарства - снотворные, успокоительные, антидепрессанты.

- Сколько людей лежит в паллиативном отделении? Оттуда уже не возвращаются?

- Еще как возвращаются. Бывают такие, что лечатся по 3-4 года. Но лежат там только по семь дней. Всего около 30 мест, а очередь растянулась на пять недель. На столько коек выделено государственных квот, а платных у нас нет.

Это катастрофа, конечно, потому что спрос гораздо больше. Люди ищут возможности, но их немного. Есть койки в Первой городской, есть в Бикур-Холиме, но их немного.

- А если человек умирает — тогда в хоспис?

- В Латвии хосписа нет. Паллиативная медицина в мире подразумевает и хоспис, но у нас в государстве его нет вообще. Потому получается, что родственники привозят больного в Онкоцентр, чтоб он умер не дома, но мы ему выписываем поддерживающее лечение и через семь дней возвращаем домой под опеку семейного врача.

- Что ж удивляться, что наши люди боятся даже думать об этой болезни. Некоторые еще боятся заразиться онкологией — тоже от страха?

- Конечно, научно доказано, что заразиться онкологией нельзя. Но с онкофобиями обращается очень много людей, даже молодых. Родственник умер, допустим, и они боятся того же — им кажется, что заразились от кружки, от рукопожатия.

- От переживаний можно заболеть?

- Это да. Онкология до сих пор считается психосоматическим заболеванием. Пока этого никто не отменял. Есть несколько факторов предрасположенности: наследственность. Второй — это разные вредности, к которым относятся и травмы. И третий фактор — психоэмоциональный: стрессы, переутомление, переживания.

Тип личности тоже имеет значение. В группе риска такой - очень порядочный, который все делает сам и не попросит другого, закрытый, щепетильный, очень хороший работник. Но слишком хороший. Хороший для других, но не для себя.

Он не может никому доверить своих обязанностей, все делает сам. А это идет рядом со стрессом. У нас в этом Доме таких правильных людей очень много. Потому люди часто удивляются: как это он заболел - он такой был правильный, так тщательно следил за собой.

- Надо позволять себе быть неправильными?

- Да. Проспать иногда, делать то, что мы хотим, не считаясь с тем, понравится это кому-то или нет. Просто делать то, что хочется.

- А что лучше всего стимулирует заболевших людей к жизни?

- Одного на всех стимула нет, мотивация самая разная. У кого-то это дети, у кого-то - внуки, у кого-то это дело, которого он не сделал. Бывает, пятеро детей и 12 внуков, а мотивации нет. Не всегда люди, окружающие человека, дают мотивацию к жизни. Ее каждый должен искать внутри себя. Вот если эта морковка для зайца появилась, тогда он за этой морковкой пойдет.

- Вам встречались люди, которым надоело жить и они не против умереть?

- В соцсетях люди часто собирают деньги на помощь онкобольным, от которых врачи отказались. Нужно ли бороться до конца за человека или лучше дать ему возможность спокойно дожить свой кусок жизни?

- Люди делают то, что они считают нужным делать, и это их выбор. Единственное, в основном так отчаянно борются за родных те, кто испытывает перед ними чувство вины. И таким образом хотят от него освободиться.

А еще есть люди-— обеспеченные - которые, столкнувшись с онкологией, все никак не могут понять, что есть вещи, которые нельзя купить ни за какие деньги - здоровье, например, жизнь.

Ну, заплатит он врачу - тот ему лишний раз улыбнется за эти деньги и все. Оперировать он будет так же, как все 30 лет до этого — не лучше и не хуже, просто потому, что иначе не умеет.

Есть категория, которой понимание этого дается с большим трудом, а то и вовсе не дается. Из-за этого еще больше переживаний. Люди думают, что с деньгами они бессмертны.

- Вам часто доверяют последние мысли — о чем люди жалеют?

- В основном жалеют о том, чего в жизни не сделали. Очень многие живут в тесных рамках и не позволяют себе чего-то: сначала потому что дети, потом - потому что внуки, потом - потому что мама не разрешает. И в самом конце жизни, когда ему 85, он осознает, что никогда уже не исполнится его желание.

Очень многие люди не умеют жить для себя. Тем более обидно, что речь идет о самых простых вещах: куда-то не съездил, чего-то не увидел, с кем-то не встретился. Тогда только понимают, как надо было бы жить.

Как надо: если нам чего-то хочется, то мы не ждем, а просто идем и делаем это. Получается - хорошо. Не получается - ничего страшного. Главное, что мы попробовали.

- Как говорят, если сомневаешься, делать что-то или не делать - делай.

- Но в основном у народа наоборот. Если сомневается, то не делает. А потом жалеет. Мы все стараемся жить по стандартам, угнетаем себя и не прислушиваемся к своей интуиции. Это касается вещей простейших. Хочешь огурец – пойди, купи и съешь. Независимо от того, что в интернете пишут, будто брокколи полезней. Ну не люблю я брокколи! А огурец съем с удовольствием и будет мне двойная польза. И это касается всего. Ребенок хочет быть художником, но мы упорно лепим из него математика. Зачем? Вот этому меня научили пациенты за годы терапии – понимать, что для меня важно.

- Тяжелая у вас работа. Откуда берете силы?

- Я работаю здесь 10 лет и хожу на работу с радостью. Словами рассказать об этом трудно, все-таки медицина делает людей другими. Моя задача: помогать человеку до конца, насколько это возможно. Но - работа есть работа. Я ее заканчиваю, закрываю дверь и домой с собою не несу.

Но это не значит, что я не сочувствую больным. Это нормальная реакция – надо уметь восстанавливаться. Иначе – синдром выгорания, когда люди становятся черствыми, сердитыми, неспособными к сочувствию.

У меня есть антидепрессант, которым я пользуюсь регулярно. Самый лучший - по фамилии Моцарт. Хотя возможны варианты: Шопен, Бетховен, Бах. Дома по радио я практически слушаю один канал — радио Классику. Так переключаюсь.

- Напоследок – забыла уточнить. Как различаются в своих переживаниях русские и латыши?

- Вот тут я разницы не вижу никакой. Если б я принимала русских из России, может, были бы различия, а так – нет. Может, в нашем сером прибалтийском климате и различия стираются. Одно могу сказать точно: перед лицом смерти мы похожи абсолютно.

Произнесение этого слова не только унижало человека и наносило обиду, но и указывало на то, что человек к которому применено это слово, не представляет сам по себе ничего ценного, он ничего не значит в жизни, то есть этот человек никто, пустое место, и с этим человеком можно не считаться, не ставить его ни во что.

Однако каждый человек рожден для осуществления какой-либо цели в жизни. А применение этого слова зачеркивало смысл и предназначение существования того человека, к которому это слово применялось. Иными словами человек, оскорбляемый этим словом, в глаза названный пустым, ничего не значащим человеком, как пустой разбитый кувшин, который внутри себя ничего ценного не содержит и который достоин того, чтобы его выкинули на мусорник, был унижен как бесполезное создание Божие.

Как видим это слово было одним из страшных ругательств, не только уничтожающее честь и достоинство человека, но и зачеркивающее его индивидуальность, качества его личности, порочащее имя человека и ущемляющее его гордость. Наряду с этим, это слово употреблялось как указание на социальный статус и для определения того положения, какое оскорбляемый человек занимает по отношению к оскорбившему, и к другим людям. То есть это слово употреблялось для обозначения того, что человек, к которому оно применялось, является рабом, слугой, и его обязанность прислуживать и повиноваться, так как он пустой человек и ни на что другое не годен. Таким образом употребление этого слова считалось обидным и являлось одним из грубейших оскорблений, унижающих честь и человеческое достоинство того человека, к которому это слово применялось.

Поэтому каждый человек не пустой и не никчемный, а рожден с определенным смыслом и для исполнения какой-то возвышенной цели, определяемой судьбой и Божественным предназначением. Более того каждый человек, как бы ничтожен и жалок по своим делам он не был, наделен Божественной душей, которую высоко ценит Господь. Господь так сильно возлюбил всех людей, и для Него ценна каждая человеческая душа настолько, что Он отдал Сына Своего Единородного для спасения падшего человечества. Поэтому Господь никому не позволяет говорить с презрением о другом человеке, тем более унижать Божественную человеческую душу.

Бог не позволит ругательно отзываться о брате своем как о пустом человеке, потому что такое ругательство, унижая человека как творение Божье, отрицает Божественный смысл, предначертанность и предназначение человеческой жизни, данной человеку Богом для исполнения определенной цели, определяемой промыслом Божьим. Мы, люди, видим недостатки и слабости других людей, но это не дает нам право выражать презрение или унижать другого человека, не смотря на то, каким бы плохим человеком или каким бы закоренелым грешником он не был.

Уважать окружающих людей нужно хотя бы потому, что все люди созданы по образу и подобию Божьему. У каждого человека есть в душе Божья искра и каждому, даже глубоко падшему человеку, Господь предоставляет возможность покаяться и исправиться. Для Господа каждый человек дорог потому, что человек творение Божье, искупление которого омыто драгоценной кровью Иисуса Христа, Спасителя нашего. Поэтому Господь призовет нас к ответу за каждое оскорбление и унижение, сказанное душе, для спасения которой Иисус Христос отдал Свою жизнь.

Как видим, разбираемое ругательное слово у древних евреев было не просто унижением личности, а являлось оскорблением веры, имеющим скрытый намек на Бога, в том смысле, что Бог сотворил человека как творение никчемное, не нужное, то есть пустого человека. Поэтому Иисус Христос и говорит в Своей речи о том, что оскорбление это, бытовавшее в среде евреев, употреблять нельзя. И так как это оскорбление в первую очередь религиозного характера, то за него человек должен ответить перед синедрионом.

Синедрион – слово греческое, еврейское слово – санхедрин. Синедрион у древних евреев являлся высшим судилищем, разбиравшим наиважнейшие дела и рассматривающим в первую очередь религиозные преступления и прегрешения против веры. Синедрион заседал в центральном городе еврейского государства в Иерусалиме и состоял из семидесяти двух человек. Свои заседания синедрион проводил в одном из дворов Храма в особой зале называемой Гаццит. Решению синедриона должен был повиноваться весь народ и даже царь. Своими словами о том, что за употребления разбираемого бранного слова, сказанного в адрес брата своего, человек должен предстать не просто перед судом, а перед синедрионом (рассматривающим преступления против религии), Иисус Христос указал, что это слово является именно религиозным оскорблением, унижающим не только человеческое достоинство оскорбленного, но и посягающее на авторитет Бога, как Создателя человеческой души, как Творца человека не пустого, а нужного и созданного для исполнения определенной цели в жизни.

- Список запросов, на самом деле весьма внушителен. Чаще всего наших абонентов волнует, как и где найти силы, чтобы справиться с обстоятельствами, в которых они оказались. Важной темой звонков становятся различные страхи, связанные с болезнью, и суицидальные настроения - когда человек перестает видеть смысл в своем существовании, ощущает себя обузой для родных и близких и испытывает глубокие моральные страдания по этому поводу.

Что касается звонков от родственников и близких онкологических пациентов – а они тоже нередко бывают нашими абонентами – то чаще всего они касаются правильной психологической поддержки. Ведь когда мы сталкиваемся с тяжелым заболеванием родного человека или друга, общение с ним уже перестает быть прежним. Становится неудобным оказывать поддержку, которую мы привыкли обычно оказывать. Возникает ощущение, что нужно как-то по-другому себя вести. Как? Очень много людей задаются этим вопросом.

- То есть испытывать подобные эмоции – это нормально?

С онкодиагнозом многие живут многие годы и уходят из жизни от каких-то совершенно иных причин. Фото: Юлия КОРЧАГИНА

- Чего больше всего боятся онкологические пациенты?

- Страхов, связанных с этой темой, очень много. А вдруг мне будет больно? А если лечение окажется неэффективным? Я наверняка буду испытывать массу физических неудобств. Я могу лишиться органа. Может измениться моя внешность. Я потеряю работу. От меня отвернутся друзья и коллеги.

Кстати, один из распространенных страхов - канцерофобия. Когда человек вовсе не болен онкологией, она может даже ему не угрожать, но патологическая боязнь, ожидание, заболевания оказывает невероятно токсичное действие на психику, заполняя жизнь постоянными тревогами и стрессами.

- А страх смерти? Это одна из первых мыслей, возникающих при слове онкология. Во всяком случае, у меня и у большинства моих знакомых.

- И у меня тоже! Представляете?! Об этом заболевании никто не любит говорить. И все же, мне кажется, что страх смерти от онкологии во многом искусственно сформирован в обществе. Одно время эта тема вообще была табуировна, пациенты и их родственники старались скрыть болезнь от окружающих, как будто она заразна.

Онкология вызывает чувство почти мистического ужаса. Для этого есть определенные предпосылки. Например, низкая онкоосведомленность общества, отсутствие четкой, открытой информации об этом заболевании и причинах его возникновения, большое количество мифов, наполняющих эту тему. Кажется, что вокруг фатально много людей с этим заболеванием. Но если подумать – с чего мы взяли, что онкология непременно связана со смертью?

Люди с таким диагнозом очень часто живут многие годы и уходят из жизни от каких-то совершенно иных причин. Даже от сердечнососудистых заболеваний в нашей стране умирают гораздо чаще. Причем, нередко умирают внезапно, чего, кстати, не бывает с онкологией. Со смертью, так или иначе, связаны аварии, техногенные катастрофы, теракты. Но почему обо всем этом мы говорим гораздо спокойнее? Страх смерти от онкологии просто очень живуч.

Алтайский край находится в лидерах по онкозаболеваниям Фото: Олег УКЛАДОВ

- Можно ли побороть свои страхи?

Страх – это защитная реакция на какое-то событие, несущее в себе угрозу. И в этом смысле он бывает очень конструктивным. Боязнь онкологии, порой, от нее же и оберегает, заставляя человека чаще проходить обследования, правильно питаться, не курить и т.п. А в ситуациях, когда пациент все же получил такой диагноз, страх может выступать своеобразным генератором сил: человек будет совершать те действия, которые помогут избежать пугающих событий. Страх – это энергия довольно большой силы. Важно, в какую сторону вы ее направите – в конструктив или на саморазрушение.

- Как направить страх в конструктив?

- Техник работы со страхом очень много, каждый может сам решить, что ему больше подходит. Самое простое - пообщаться со своим страхом. Расспросите себя: что он для вас значит, что вы о нем думаете, зачем он к вам пришел, что он может вам дать, или о чем он вас предупреждает. Еще страх можно нарисовать, а потом порвать рисунок, смять его и обязательно выбросить или сжечь. Такими действиями вы, во-первых, проживаете эту эмоцию. А, во-вторых, конкретизируя образ и свое отношение к нему, помогаете себе вернуть контроль над ситуацией.

Один из распространенных страхов – канцерофобия, когда человек не болен онкологией, но патологическая боязнь ее оказывает невероятно токсичное действие на психику. Фото: Ольга ВЕДЕРНИКОВА

- Вы сказали, что страх, как и любая эмоция обязательно должен быть прожит. Как понять, что это уже произошло?

- Нередко онкопациенты разрядку от негативных эмоций находят в разных хобби. В вашей практике были пациенты с необычными увлечениями?

- Собственно, это как раз про то, что человек пытается прожить отведенное ему время, максимально наполнив смыслом. Любое увлечение происходит по велению сердца. Хобби - это всегда любимое дело.

У меня была пациентка, молодая девушка, которая столкнувшись со своим заболеванием, решила проживать его, помогая другим. Это было совершенно невероятно! Все, кто сталкивался с ней в тот период времени, признавались, что были поражены: как человек, борясь с онкологией, абсолютно серьезно и вдохновенно может транслировать другим, что жизнь прекрасна?! А для нее это было огромным ресурсом.

Еще мне очень откликается история шведской певицы, поэта и композитора Мари Фредрикссон. Перенеся множество операций по поводу рака головного мозга, она ослепла на один глаз, частично потеряла подвижность правой части тела, но при этом неожиданно открыла в себе талант художницы. Ее выставки проходят на родине и во многих странах мира.

Кстати, наша соотечественница Дарья Донцова до своей болезни и не помышляла о карьере писательницы. А ей, между прочим, ставили 4-ю стадию рака груди.

- Так и напрашивается вопрос: может быть, все дело в том, что одни имеют больше возможностей, чем другие?

- Ник Вуйчич родился в семье простых эмигрантов глубоким инвалидом с отсутствующими конечностями. При этом он сумел стать знаменитым на весь мир мотивационным оратором, писателем, отцом двоих детей!

Подсказка КП