Гинеколог поставил диагноз рак

Однажды я узнала, что у меня рак.

Первое, что я сделала, когда вышла из лаборатории, – позвонила подруге и пересказала то, что было написано в заключении. Эндометриальная стромальная саркома низкой степени злокачественности.

Ну, раз там низкая степень, значит, можно лечиться, – сказала она. – Не переживай.

Несколько минут – и мы с родителями мужа уже звоним знакомым в патологоанатомической лаборатории в Краматорске. На следующий же день мы забираем материал из первой лаборатории и отправляем его туда. Там говорят, что диагноз может не подтвердиться.

Так часто бывает, – заверяет знакомая. Я успокаиваюсь.

Через неделю лаборатория в Краматорске подтверждает диагноз. Я уже ничего не чувствую: ни жара, ни страха. Только странное, глухое одиночество.

Клетки разрозненные, это не страшно, пересказывают мне слова знакомой, смотревшей материал. – Главное теперь проверить организм, чтобы удостовериться, что эти клетки никуда больше не перешли. Люди с этим живут годами.

Следующий мой шаг – поход в поликлинику по месту прописки.

Это обязательная процедура, которую должен пройти человек, которому диагностировали рак. Местный гинеколог обязан выписать направление в онкологическую клинику.

Гинеколог-онколог в поликлинике поверхностно смотрит мои бумаги и качает головой.

Ох-ох, ну у вас же и по УЗИ было понятно, что это онкология, – говорит она. – Что ж вы сразу все не удалили?

Подождите, это же только одно из УЗИ, самое первое, отвечаю я. – После него меня смотрело еще пятеро врачей и большинство из них предположили, что это доброкачественное.

В декабре прошлого года у меня во время планового осмотра обнаружили новообразование. Я не обратила на это внимания: слишком много было дел, отложила осмотр на полгода.

Четвертый врач сказал, что повода волноваться нет, но новообразование нужно удалить.

МРТ сделала вывод о массивной сероме в области рубца от кесарева. Каждый врач интерпретировал по-своему.

В августе новообразование вырезали. Первые лабораторные анализы показали, что это доброкачественная лейомиома.

В любом случае, вам придется все удалять, – ставит точку гинеколог и отправляет в клинику.

На следующий день я в поликлинике Национального института рака. Место, в котором роится ужас.

В кабинет к гинекологу Виктории Дунаевской стоит очередь из пары десятков человек.

Многие стоят вплотную к ее двери, – чтобы не пропустить вперед никого, кто захочет пролезть раньше.

Другие сидят на стульях в верхней одежде, опустив головы вниз.

Никто не улыбается.

Никто не разговаривает.

Кричащая тишина. Несчастные, затравленные, серые от перманентного ужаса люди.

Гинеколог не спрашивает меня ни о чем существенном. Ни о том, что я чувствовала, пока ходила с опухолью (а я бы сказала ей, что не чувствовала ровным счетом ничего), ни о том, когда опухоль могла появиться. Просто читает бумаги.

Спрашивает, есть ли у меня дети. Позже мне объяснят: этот вопрос врачи задают, потому что по протоколу женщине, у которой обнаружили рак репродуктивной системы, нужно эту систему вырезать, чтобы сохранить мать для ребенка.

После первого приема мне назначают обследование всех органов. Я хожу в Институт рака как на работу. Вместо работы. Вместо жизни.

Очередь к каждому врачу настолько огромна, что, приходя к открытию поликлиники в 9-00, я ухожу примерно за час до закрытия, в 14-00.

Всем медсестрам, которые работают при врачах, примерно за шестьдесят и они не умеют говорить с пациентами.

Одна кричит на старика, что тот долго копается с вещами, прежде чем зайти в кабинет.

Другая отчитывает тех, кто пришел без талончика.

Третья жалуется, что врач не успеет осмотреть всех.

Обследования показывают, что с организмом все в порядке. Ни метастаз, ни новообразований, – ничего, что могло бы насторожить. Только один анализ оказывается плохим: лаборатория Института (в третий раз) подтверждает, что вырезанная опухоль – злокачественная.

Повторный прием у гинеколога становится кошмаром, который еще не раз будет сниться по ночам.

Гинеколог краем глаза осматривает записи врачей и останавливается на заключении лаборатории.

Вам на операцию, – вдруг произносит она, даже не глядя мне в глаза.

В каком смысле? – говорю я.

Вам нужно удалять матку, придатки, все, – говорит она. Снова не глядя.

Я сижу на стуле, ожидая, что врач расскажет подробнее, что к чему. Она не спешит объяснить. К ней в кабинет уже ломится следующий пациент, она переключается на него.

Так подождите, это обязательно? – я пытаюсь вернуть ее внимание.

Девушка, – гинеколог придвигается ко мне, сдвигает брови и произносит громко и медленно: – У вас рак матки. Вам нужно идти на операцию. Срочно.

Вот хирург, к которому вы пойдете, можете поговорить с ней, говорит гинеколог, уступая место коллеге.

Я не упускаю шанса.

А есть другой вариант? – говорю я.

Какой? Не удалять? – говорит она. Ее губы совершают движение, похожее на ухмылку. – Можно, конечно, наблюдаться. Но я вам так скажу: все женщины, которые отказывались от операции, потом очень сильно об этом пожалели. Очень сильно.

Дальше – долгие, мрачные дни принятия. Больше месяца я живу с осознанием того, что у меня рак.

Последний визит в Институт рака – почему-то именно он – заставляет меня задуматься о том, насколько все серьезно. Пока в деле не поставлена точка, ты сомневаешься. Надеешься на то, что кто-нибудь скажет, что все в порядке и можно жить дальше, думать о рождении второго ребенка или просто о чем-нибудь будничном.

Однажды мне снится, как гинеколог из Института рака закрывает меня в холодной больничной комнате и говорит мне, глядя в глаза: «Рак матки – это пожизненно«.

Каждый день я живу так, будто лечу в самолете, который на взлете потерял колесо, и никто не знает, сможет ли он приземлиться.

Ну, рассказывайте, – спокойно произносит главврач клиники, гинеколог Алла Винницкая.

Я не сразу нахожусь, что ответить. Никто раньше не давал мне слова. Но что я должна рассказать? Как я ходила в Институт рака, где каждый миллиметр воздуха пропитан страхом смерти? Как искала в себе причины болезни? Как уговаривала себя, что удаление матки – не самый плохой исход?

Мне сказали, что нужно удалить матку. А я хотела второго ребенка… – начинаю я. Алла Борисовна улыбается.

Так-так, подождите, – весело говорит она. – Ничего еще мы не удаляем. И не надо говорить «хотела«. Говорите: хочу.

Материал отправляют на исследование в немецкую лабораторию.

Через неделю приходит результат. Рака нет. Лечение не нужно. Удалять матку не нужно. Все хорошо.

Научилась смело читать результаты анализов и смиряться с правдой, даже если она паршива. Перепроверять все в разных лабораториях. Не доверять врачам, которые говорят, что проблемы нет. Не доверять врачам, которые говорят, что выход только один. Не доверять врачам в государственных больницах. Научилась терпеть государственные больницы.

Поняла, что неверный диагноз – не самое плохое, что происходит с пациентом.

Самое плохое – это отношение врачей. То, как они разговаривают с пациентом. Как убеждают в том, что пациент обречен на мучительную смерть, вместо того, чтобы вместе с ним исследовать его организм и искать решения.

Врачи воспринимают пациента как подчиненного, который не имеет права опротестовать их указаний.

Постсоветские больницы – такая себе репрессивная система, в которой пациента ставят на место вместо того, чтобы помочь.

А еще важным открытием для меня стало то, что про рак оказалось невероятно тяжело говорить.

Мой рак стал моей тайной, которую неудобно, болезненно, неприятно сообщать другим. Внутренней пустотой без цвета, в которой растет чувство стыда за то, что вот ты, активная молодая женщина, заболела плохой болезнью и больше не имеешь права быть частью общества.

Так не должно быть. Нельзя молчать. Молчание делает жизнь невыносимой.

Два месяца я прожила, летя в самолете, потерявшем одно колесо. И в одно мгновенье самолет приземлился. Пассажиры зааплодировали, пилоты выдохнули. Больше не нужно бояться и думать о смерти. Можно просто продолжать жить, как будто ничего не случилось. И лететь себе дальше с попутным ветром.

Екатерина Сергацкова, специально для УП.Жизнь


Существует точка зрения, что рак шейки матки (РШМ) — это заболевание, которое можно предупредить или выявить в начальной стадии. Без преувеличения скажу, что для его раннего распознавания не требуется принципиально новых методов, т. к. сочетание клинического, эндоскопического (кольпоскопия, кольпомикроскопия) и морфологического (цитологическое и гистологическое) исследований позволяет решить все диагностические проблемы.

Сравнительно недавно к случаям запоздалой диагностики относили только установление РШМ IV стадии, а в последние годы — и III. Но если честно, то обнаружение его в IВ и во II стадиях уже нельзя назвать своевременным. Дело в том, что при IВ стадии метастазы в регионарных лимфатических узлах таза определяются у 16–20% больных, при II — у 30–35%. Фактически эти женщины к началу лечения имеют не I и II, а III стадию.

Ранняя диагностика РШМ — это распознавание пре­ или микроинвазивного рака (IА стадия, инвазия опухоли в строму не более 3 мм). Поскольку пре­ и микроинвазивный рак шейки матки не имеет характерных клинических симптомов, он может быть свое­ временно установлен только при морфологическом (цитологическом, гистологическом) и эндоскопическом исследованиях. В связи с этим ошибки диагностики можно условно разделить на две категории: при клинически выраженных формах рака и при скрининге (т. е. при активном выявлении). Казалось бы, имея современные диагностические возможности, выявлять больных раком шейки матки IВ, II стадий не составляет труда. И ошибок не должно быть. Но, к сожалению, они нередки. Анализ историй болезней пациенток с инвазивным РШМ показывает, что более чем у половины из них диагноз установили несвоевременно.

Случай из практики. Больная Р., 42 года. По профессии врач. Месячные у нее начались в срок, но продолжались в виде мажущих выделений 12 дней. Она обратилась по месту работы к гинекологу, который выявил меноррагию, порекомендовал принимать кальция глюконат, викасол, назначил аутогемотерапию. Кровомазание прекратилось, но боли внизу живота остались. Через месяц обострился хронический бронхит, больную направили в смотровой кабинет, где у нее выявили кольпит и посоветовали спринцевания. Р. продолжали беспокоить бели, и она снова обратилась к гинекологу поликлиники. Ее успокоили, что не нужно обращать внимания на имеющиеся изменения. Через год женщину осмотрели в женской консультации, т. к. у нее появились кровянистые выделения после coitus. Диагностирован эндоцервицит, проведено противовоспалительное лечение, но безрезультатно. В дальнейшем в связи с контактными кровянистыми выделениями Р. обращалась к акушерке и гинекологам. Обнаружили кровоточащее эрозированное пятнышко на шейке матки. Рекомендовали применять бисекурин, осарбоновые свечи и прижигать эрозию ваготилом. Лечение ничего не дало. Больная обратилась в НИИ (ныне — РНПЦ) онкологии и медрадиологии им Н. Н. Александрова. Диагностирован рак шейки матки III стадии.

Все еще велико число заблуждений при проведении массовых профилактических осмотров. Без применения цитологического исследования они малоэффективны. Безусловно, такие осмотры уменьшают частоту выявления рака в III и IV стадиях, но не снижают заболеваемость, поскольку дисплазия и преклинические формы РШМ при них не определяются. Положение принципиально меняется, когда уже на I этапе обследования (скрининг) наряду с гинекологическим осмотром применяется высокоинформативный цитологический метод.

Профилактику РШМ нельзя сводить к периодическому проведению массовых профосмотров. К сожалению, процент обследованных женщин после 20 лет во многих регионах еще невелик, особенно среди неработающих. Специальные опросы показали, что среди самих врачей (в т. ч. гинекологов) большинство нерегулярно проходят цитологическое обследование.

Ранняя диагностика РШМ должна стать первостепенной задачей в работе гинекологов женских консультаций и поликлиник. Осмотр женщин без цитологического исследования — одна из основных причин ошибочной и запоздалой диагностики. Только нужно учесть, что и этот метод имеет свои пределы. Основная задача его — отделить здоровых женщин от больных или подозрительных в отношении онкологической патологии шейки матки. При цитологическом исследовании не всегда можно установить сущность патологического процесса. В дальнейшем, на II этапе обследования, диагноз уточняется. Главное требование к любой скрининг­программе — не пропускать случаев рака. В этом плане цитологическое исследование надежно, поскольку ложноотрицательные заключения наблюдаются не более чем у 1,5% больных и обычно связаны с недостаточно тщательным забором материала для исследования. Так, мазки из заднего свода влагалища менее информативны, чем полученные с поверхности экто­ и эндоцервикса.

Ошибочен при этом и компромиссный вариант — простая экстирпация матки с придатками, т. к. вмешательство у молодых женщин при внутриэпителиальном раке может быть излишне велико и нерадикально при инвазивном. Необходимо использовать комплекс методов для постановки правильного диагноза, в т. ч. био­псийное морфологическое исследование всей экстирпированной шейки матки.

Случай из практики. Больная Б., 51 год. Поступила в онкогинекологическое отделение с подозрением на РШМ, выявленный во время проф­ осмотра. При гинекологическом исследовании установлено: шейка матки деформирована, плотная, на влагалищной поверхности видны мелкие точечные опухолевидные образования, кровоточащие при дотрагивании. Тело органа, придатки, парацервикальная клетчатка, крестцово­маточные и кардинальные связки не изменены. При цитологическом исследовании мазков из экто­ и эндоцервикса выявлены клетки плоскоклеточного рака. В биопсийном материале из опухолевого участка на шейке и в соскобе из цервикального канала обнаружена картина преинвазивного рака. В связи с расхождением данных цито­ и гистологических исследований больной проведена экстирпация матки с верхней третью влагалища. На макропрепарате в цервикальном канале выявлена плотная язва диаметром 0,5 см. При срочном гистологическом исследовании обнаружен плоскоклеточный ороговевающий рак. Операция дополнена лимфаденэктомией, при которой удалены метастатически измененные подвздошные лимфатические узлы.

Другой вариант гистологического исследования: инвазия сомнительна. В таких ситуациях при дальнейшем цитологическом контроле конизации также достаточно. В случае выявления инвазивного рака этот метод предоставляет врачу наиболее рацио­ нальный план операции. При инвазии опухоли в подлежащие ткани до 1 мм у молодых женщин она может оказаться достаточной. Если инвазия достигает 2–3 мм (стадия IA, микроинвазивный рак), то оптимальное вмешательство — экстирпация матки с верхней третью влагалища, а при большей инвазии (стадия IB) — операция Вертгейма.

При лечении больных с преинвазивным раком неудачи, как правило, происходят из­за недостаточного объема иссеченных тканей. На это обязан обратить внимание гистолог, в своем заключении он должен указать локализацию, степень дифференцировки преинвазивного рака и отдаленность опухоли от места иссечения препарата. Надо также учитывать, что при сберегающих методах лечения, к которым относится конизация шейки матки, необходимы последующее наблюдение и цитологический контроль больных с преинвазивным раком.

Случай из практики. Больная X., 28 лет. Все началось с эндоцервицита. Противовоспалительное лечение в виде влагалищных ванночек и тампонов с синтомициновой эмульсией было успешным. Через год при профилактическом осмотре цитологически обнаружена тяжелая дисплазия. Диагноз подтвержден гистологически. Проведена диатермокоагуляция шейки матки. Более 14 месяцев к гинекологу не обращалась. В связи с бесплодием обследовалась в кабинете патологии шейки матки. Кольпоскопически и цитологически, а также при прицельной биопсии морфологически диагностирована умеренная дисплазия. Но врачей, наблюдавших больную, это не насторожило. В связи с бесплодием и миомой матки осуществлены пластика труб, резекция яичников и консервативная миомэктомия. Лечение по поводу дисплазии шейки матки не проводилось. Спустя год у больной в межменструальном периоде появились кровянистые выделения. Проведено углубленное обследование. Диагностирован РШМ I стадии.

По сути, не заподозрив дисплазию, врачи провели нерациональное лечение, в результате чего она переросла в рак. Наблюдение свидетельствует и о неоправданности деструкции при этой патологии, поскольку примененный метод обеспечил лишь косметический эффект.

Данные онкогинекологических клиник показывают, что у 50% больных с инвазивным РШМ ранее проводилась диатермокоагуляция якобы по поводу псевдоэрозии шейки матки, причем у 40% из них — менее чем за год до клинического проявления рака. Как правило, цитологическое исследование, кольпоскопия и прицельная биопсия в этих случаях не применялись.

При жалобах, типичных для рака, пациентка проходила неполное, методически неправильное клиническое обследование, длительно подвергалась консервативному лечению. Цитологическое, кольпоскопическое и гистологическое исследования не применялись, использование же ДЭК было необоснованным.

Последний в диагностике опухолей очень важен. Однако добиться его обязательного и повсеместного использования при начальных, визуально не определяемых формах рака пока не удалось. Доказано, что цитологический метод позволяет распознать РШМ в доклинической стадии. Взятие мазков для цитологического анализа должно входить в обязательный минимум гинекологического обследования. Игнорирование этого правила порождает диагностические ошибки и отдаляет начало лечения больных. Определенные задачи — вы­ явить рак на ранних стадиях, патологические изменения женских половых органов до пред­ опухолевых заболеваний — возлагаются на смотровые кабинеты и профосмотры. Но в ряде случаев это делается непрофессионально; обнаруженная патология не детализируется, диагнозы не уточняются. И при значительном поражении злокачественным процессом смежных с шейкой матки полостных органов изменения трактуются неправильно, помощь своевременно не оказывается.

Случай из практики. Больная X., 54 года. Госпитализирована с жалобами на тянущие боли внизу живота, учащенное мочеиспускание, гноевидные выделения. Плохо себя чувствует более года. Дважды обращалась к хирургу. Диагностирована грыжа и проведено грыжесечение. Но после выписки из стационара состояние не улучшилось. Продолжали беспокоить боли в животе, выделения усилились. В этот период Х. проходила плановый проф­ осмотр. Мазки из шейки матки и влагалища на атипические клетки у нее никто не брал, ректовагинального исследования не было. Клинически обнаружено небольшое опущение матки. Через месяц начались обильные, с запахом, не прекращающиеся выделения. Проведена повторная консультация гинеколога. Диагностирован РШМ. При осмотре в стационаре обращало на себя внимание похудение больной. Изменений со стороны органов брюшной и грудной полостей не обнаружено. На задней стенке влагалища выявлена большая экзофитная опухоль, инфильтрирующая ректовагинальную перегородку и распространяющаяся на задний влагалищный свод и шейку матки. При ректовагинальном исследовании в 6 см от анального отверстия на передней стенке прямой кишки обнаружено опухолевое образование с язвой, проникающей во влагалище и инфильтрирующей параректальные отделы клетчатки. Диагностирован рак прямой кишки IV стадии с прорастанием во влагалище и формированием влагалищно­прямокишечного свища. Больная переведена в проктологическое отделение, где после ирригоскопии ей сделали операцию Гартмана, экстирпацию матки с придатками и влагалищем. Гистологически в удаленном органе обнаружена аденокарцинома кишки с прорастанием в среднюю и верхнюю трети влагалища. В послеоперационном периоде проведен курс телегамматерапии на область малого таза в суммарной дозе 40 Гр. Результат удовлетворительный.

Вот к чему привел формальный профосмотр. Выявленное опущение стенок влагалища было ничем иным, как проросшей во влагалище опухолью, расположенной на передней стенке прямой кишки. Ректальное исследование не проводилось, поэтому опухоль осталась нераспознанной.

Диагноз больной могли бы поставить намного раньше. И тут опять встает вопрос о качестве профессиональной подготовки гинекологов и акушерок в смотровых кабинетах.

Диагностические промахи, связанные с неполноценным обследованием, особенно часты при аденокарциноме шеечного канала. Она отличается более агрессивным клиническим течением. Ведущий симптом заболевания — менометроррагия, которая ошибочно расценивается врачами как рак эндометрия либо проявление климакса. Их не настораживает ни увеличение размеров шейки матки, ни ее бочкообразный вид, ни хрящевидная консистенция.

Как показал сделанный нами анализ, у 55% больных с аденокарциномой шейки матки клинические проявления заболевания с момента обращения к врачу до установления диагноза тянулись более 15 месяцев.

Одна из причин диагностических ошибок в распознавании аденокарциномы шейки матки на ранних стадиях — недостаточно отчетливое представление врачей о данном новообразовании, которое из­за преимущественно эндоцервикальной локализации визуально не определяется. Пациенткам проводят противовоспалительное и кровоостанавливающее лечение — до тех пор, пока симптомы рака не становятся очевидными.

В этом случае врачи переоценили ложнонегативные показатели гистероскопии и не учли клиническое течение заболевания.

Тщательно собранный анамнез — первый шаг на пути правильной постановки диагноза. Полагаю, что врач, осуществлявший гистероскопию, не был осведомлен о типичных признаках эндоцервикальной локализации РШМ. Все внимание он сосредоточил на исследовании эндометрия, что видно и по осмотру полости матки гистероскопом, и по двукратному взятию биопсии из ее слизистой. Но не учел длительность заболевания и его прогрессирующий характер. При пальпаторном исследовании не обратил внимания на солидное увеличение надвлагалищной части шейки матки и ее плотность. Не провел цитологического исследования эндоцервикса. И потому, несмотря на своевременное обращение больной и использование гистероскопии, рак цервикального канала проглядели, диагноз установлен поздно.

Хочу подчеркнуть, что при аденокарциноме шейки матки лишь у 17,6% больных опухоль локализуется на влагалищной части шейки, у 80% — в эндоцервиксе. При поражении слизистой оболочки канала процесс чаще развивается в среднем и верхнем его отделах. Поэтому влагалищная часть шейки матки визуально остается без признаков опухолевого поражения даже при далеко зашедшем процессе.

Точная диагностика РШМ эндоцервикальной локализации возможна при внимательном отношении врача к жалобам больной, вдумчивой оценке, казалось бы, нерезко выраженных симптомов заболевания, обязательном проведении влагалищно­прямокишечного исследования, применении цитологического, раздельного диагностического выскабливания слизистой цервикального канала, эндометрия и гистологического исследования соскоба. Эти методы позволяют уточнить первичную локализацию опухоли, отдифференцировать ее от карциномы эндометрия и на основании полученных данных выбрать хирургическое, лучевое или комбинированное лечение.

Ошибки могут быть из­за неправильного выявления сущности и выраженности патологии, неточного определения стадии процесса. Неверная лечебная тактика часто применяется у больных с псевдоэрозиями, лейкоплакией, плоскими кондиломами, которые служат фоном процесса в шейке матки. Наиболее распространенные погрешности — использование диатермоко­ агуляции без предварительного цитологического, кольпоскопического и гистологического исследований, любого метода физической деструкции при обширных эктропионах или патологии эндоцервикса, когда показана конизация (электрохирургическая или лазерная). Большинство практических врачей еще мало осведомлены о роли вируса папилломы человека в этиологии РШМ. Потому и не оценивается цитологический признак папилломовирусной инфекции (койлоцитоз), а визуальная и кольпоскопическая картина плоских кондилом шейки матки неверно трактуется как лейкоплакия. Такие пациентки нуждаются в криодеструкции, поскольку при нелеченных плоских кондиломах риск развития дисплазии и рака шейки матки в 10–12 раз выше, чем в популяции. Больных с цитологически выявленной дисплазией шейки матки нельзя лечить без гистологической верификации диагноза после прицельной биопсии и соскоба эндоцервикса.

Если по данным кольпоскопии атипия не ограничивается зоной трансформации, а распространяется на эндоцервикс — ДЭК, криовоздействие, лазерная терапия необоснованны. В этих случаях следует проводить электрохирургическую или лазерную конизацию. (Окончание следует.)

Среди всех возможных онкологических проблем гинекологический рак встречается чаще всего: опухоли репродуктивных органов составляют 17% от всех злокачественных новообразований у женщин [1] . И, как это ни печально, чаще всего такие опухоли диагностируют слишком поздно: например, почти треть пациенток с раком шейки матки впервые попадает к врачу на 3 стадии болезни [2] — и это при том, что простейший мазок позволяет обнаружить злокачественное новообразование на самых ранних этапах. Как же проявляется гинекологический рак и что можно сделать для ранней его диагностики, когда шансы на благополучный исход максимально высоки — в нашем обзоре.

Типы гинекологического рака

  • молочной железы;
  • шейки матки;
  • эндометрия (тела матки);
  • яичников;
  • влагалища;
  • вульвы.

Оставив в стороне патологию молочной железы — это тема для отдельного обширного обзора — остановимся на остальных заболеваниях. Причины возникновения большинства гинекологических раков — это нарушение нормального соотношения между двумя группами женских половых гормонов: эстрогенов и гестагенов. Причем гиперэстрогения (избыток эстрогенов) может быть не только абсолютной, но и относительной: то есть значения лабораторных показателей в пределах нормы, но отношение эстрогены/гестагены слишком высокое.

Факторы риска развития гинекологических раков следующие:

  • ожирение (жировая ткань — эндокринный орган, вырабатывающий эстрогены);
  • ановуляторные менструальные циклы (бесплодие);
  • слишком раннее (до 12 лет) начало менструаций и позднее (после 55 лет) их прекращение.

От момента появления первой раковой клетки (неважно, в эндометрии, яичниках или на шейке матки) до первых симптомов проходит от 8 до 10 лет [3] . Именно на этом этапе опухоль можно диагностировать и успешно вылечить — но наши женщины всеми силами избегают посещения гинеколога (и любой, кто хоть раз побывал в среднестатистической женской консультации, не станет их за это винить).

Рак шейки матки: первыми симптомами становятся контактные кровотечения (при половом акте, спринцевании, введении свечей во влагалище). Позже появляется боль внизу живота, по мере роста опухоли, которая начинает сдавливать мочевой пузырь, учащаются походы в туалет, а если новообразование сдавило мочеточник — возникают ночные боли в пояснице.

Рак влагалища на ранних стадиях никак себя не проявляет (именно поэтому так важен регулярный осмотр врача!). После того как опухоль прорастает в слизистую, появляются обильные бели, после возникновения язвы — кровотечения, контактные или спонтанные. Как и при других опухолях, боли в области лобка, крестца и паха появляются только на поздних стадиях роста.

Рак вульвы (наружных половых органов) заметен, что называется, невооруженным глазом: в 70% всех случаев расположен на больших половых губах. Тем не менее от 30 до 50% пациенток обращаются к врачу только на 3–4 стадии [4] . Симптомы начинаются с зуда и жжения, по мере роста опухоли появляется язва, возникают кровотечения.

Самый простой способ диагностики рака шейки матки на ранней стадии — мазок по Папаниколау (PAP-тест). С его помощью можно обнаружить изменения еще на стадии предрака, когда лечение может быть ограничено минимальным вмешательством — конической резекцией шейки. Проходить обследование нужно ежегодно, оптимальное время для взятия мазка — с 5 дня цикла (от начала менструации) и не позднее чем за 5 дней до предполагаемых регул. В течение суток до обследования рекомендуется воздержаться от половой жизни, не вводить никаких лекарств и не спринцеваться.

Кольпоскопия и прицельная биопсия. Рекомендована всем женщинам с эрозиями — то есть изменениями нормальной структуры эпителия шейки матки. Исследование делают на 2–3 день после окончания менструации. Шейку матки смазывают специальным раствором, который окрашивает нормальные клетки и оставляет неизмененными патологические, и рассматривают под большим увеличением. С обнаруженных измененных участков берут материал для биопсии и изучают под микроскопом. Это еще один способ выявить возможное заболевание еще на стадии предрака.

Ранняя диагностика рака яичников не так проста и общепринятых алгоритмов пока не существует. В качестве скрининга некоторые специалисты рекомендуют определение онкомаркера СА-125 и при повышенных его значениях — трансвагинальное УЗИ, однако по данным зарубежных исследователей эта схема не улучшает результаты лечения обнаруженного рака [5] . Но, учитывая бессимптомность заболевания, лучших вариантов для раннего выявления пока нет.

Если же появляется подозрение на опухоль, проводится более тщательное обследование, которое включает:

  • диагностическое выскабливание полости и шейки матки (проводится раздельно, позволяет выявить распространение новообразования);
  • УЗИ органов малого таза;
  • УЗИ брюшной полости, паховых, надключичных, подмышечных и других лимфоузлов по путям возможного метастазирования;
  • КТ грудной клетки, брюшной полости, малого таза с внутривенным контрастированием;
  • пункцию заднего свода влагалища (для обнаружения возможного опухолевого выпота).

Все эти обследования позволяют уточнить объем и распространенность опухоли, обнаружить поражение лимфоузлов и отдаленные метастазы, чтобы определиться с тактикой лечения.

С консервативных методов начинают, если размеры новообразования не позволяют удалить его одномоментно. Тогда проводят несколько курсов лечения (протоколы зависят от вида опухоли и стадии) и снова оценивают размеры опухоли и вовлеченность соседних органов. Если появилась возможность операции — проводят ее, после чего возобновляют консервативную терапию. В тяжелых случаях терапия направлена на улучшение качества жизни (например, облучение метастазов в кости и позвоночнике может уменьшить болевой синдром).

Раковая опухоль — опасная болезнь, но она поддается лечению. Главное — вовремя ее обнаружить, и не менее важное — вовремя начать адекватное лечение. К сожалению, во многих регионах России выполнение этих требований до сих пор оставляет желать лучшего.

[7] . Те, кто остался, работают, что называется, за себя и за того парня. Отсюда — усталость, неизбежные ошибки, профессиональное выгорание, проявляющееся безразличием, которое так обижает пациентов (да и кто бы на их месте остался доволен). Очереди на прием, очереди на обследование, очереди на госпитализацию — и это при том, что дорог каждый день и каждый час. Рак можно успешно лечить в России. Однако это довольно сложно. Поэтому те, у кого есть возможность, стараются уехать в другую страну, чтобы не потерять драгоценное время. И выбирают между Востоком и Западом.

А чтобы человеку, и без того оглушенному страшным диагнозом, самостоятельно не разбираться в бюрократических тонкостях и особенностях незнакомой страны, можно воспользоваться услугами специализированной компании — медицинского посредника. Так, компания MEDUNION имеет представительство в Сеуле с собственными медицинскими координаторами и переводчиками. Поездка организуется бесплатно, а все взносы за диагностику и лечение оплачиваются непосредственно в кассу госпиталя. При этом компания сопровождает пациента на всем протяжении лечения и реабилитации.

Issuance number T902-277-5545-596 Business registration 206-31-696010

Лицензия № T902-277-5545-596, свидетельство о регистрации № 206-31-696010

Читайте также: